«ПОСЛЕДНИЙ ВАЛЬС В САРАЕВО»
(Poslednji valcer u Sarajevu)

Фильм рассказывает историю о последних днях периода, известного в Европе как «La Belle Epoque», между 1910-1914 годами, периодом бурных событий на Балканах. Протагонистом фильма стал один из первых кинематографистов на Балканах-Антон Валич, в объектив камеры которого попало одно из поворотных исторических событий прошлого века-Сараевское убийство…
Сараевское убийство-убийство 28 июня 1914 года эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника австро-венгерского престола, и его жены герцогини Софии Гогенберг в Сараево сербским гимназистом Гаврилой Принципом, входившим в группу из шести террористов (пять сербов и один босниец), координировавшихся Данилой Иличем. Политической целью убийства было отделение Южно-славянских территорий от Австро-Венгрии и последующее присоединение их к Великой Сербии или Югославии. Члены группы контактировали с сербской террористической организацией под названием «Черная рука». Убийство стало поводом для начала Первой мировой войны: Австро-Венгрия предъявила ультиматум Сербии, который был частично отклонен; тогда Австро-Венгрия объявила Сербии войну. Во главе заговора стояли сербские военные офицеры: полковник Драгутин Димитриевич, его правая рука майор Воислав Танкосич и Раде Малобабич. Танкосич вооружал террористов бомбами и огнестрельным оружием, а также занимался их обучением. Террористы получили доступ к тайным укрытиям и путям, которыми пользовался Малобабич при переправке в Австро-Венгрию оружия и боевиков. Террористы и организаторы нападения, оставшиеся в живых, были арестованы и осуждены. Те из них, кто был арестован в Боснии, были осуждены в Сараево в октябре 1914 года. Остальные заговорщики были арестованы сербами и по ложным обвинениям расстреляны в пригороде Салоников в 1916-17 годах. По берлинскому договору 1878 года, Австро-Венгрия получила мандат на оккупацию и администрирование Боснийского вилайета, значительную часть населения которого составляли сербы, при сохранении формального суверенитета Османской империи. В рамках этого же договора «Великие Державы» (Австро-Венгрия, Британская империя, Франция, Германская империя, Италия, Османская империя и Российская империя) признали за Сербским княжеством суверенитет. Четыре года спустя княжество было преобразовано в Королевство Сербия и было возглавлено князем Миланом IV Обреновичем. После его смерти королем Сербии стал его сын Александр Обренович. Оба короля поддерживали тесные отношения с Австро-Венгрией, основывавшиеся на царствовании в пределах границ, установленных договором. Ситуация в корне изменилась в мае 1903 года, когда сербские офицеры во главе с Драгутином Димитриевичем штурмом взяли королевский дворец, где жестоко убили короля Александра и его супругу Драгу (в них было выпущено в общей сложности 48 пуль: 30-в Александра и 18-в Драгу). Затем королевские тела были раздеты и жестоко растерзаны, а позже выброшены через окно в дворцовый сад. Кроме королевской четы были убиты начальник стражи и два брата королевы (одного из которых Драга хотела сделать наследником престола). Новым королем, популярным в народе, стал Петр I из династии Карагеоргиевичей. Новая династия была более националистична и более дружелюбно относилась к России, нежели к Австро-Венгрии. В течение последующих десятилетий споры Сербии с соседями вспыхнули с новой силой, поскольку Сербия пыталась восстановить свое величие. Небольшие конфликты позже переросли в таможенный спор с Австро-Венгрией в 1906 году (известный как «Свиная война»); Боснийский кризис 1908-09 годов, в котором Сербия протестовала против аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией; и, в конце концов, в две Балканские войны в 1912-13 годах, в ходе которых с Македонии и Косова было снято Османское владычество и предотвращено возвышение бывше-союзнической Болгарии. Успех сербских военных воодушевил недовольных националистов на борьбу с Австро-Венгрией, как в самой Сербии, так и за ее пределами. В течение пяти лет (вплоть до 1914) террористами в Сербии и Боснии был совершен ряд покушений на австро-венгерских чиновников, однако все они оказались неудачными. 15 июня 1910 года сербский студент Богдан Жераич предпринял попытку убийства губернатора Боснии и Герцеговины Марьяна Варешанина. Жераич был 24-летним православным сербом из Невесине, Герцеговина, часто наведывавшимся в Белград. Жераич обстрелял генерала пятью пулями, а шестой застрелился сам. Этим своим поступком он вдохновил будущих сербских террористов, в том числе и Принципа, а также его сообщника Неделько Чабриновича. Принцип говорил: «Жераич был моим первым образцом для подражания. В 17 лет я провел целую ночь на его могиле, размышляя о нашем отчаянном состоянии и о нем самом. Именно там я решился рано или поздно совершить покушение». В 1913 году император Франц Иосиф назначил Франца Фердинанда наблюдателем военных маневров в Боснии, намеченных на июнь 1914 года. После маневров Франц Фердинанд с супругой планировали посетить Сараево для открытия государственного музея в новом помещении. Герцогиня София, по словам их старшего сына герцога Максимилиана, сопровождала мужа из-за опасений за его безопасность. Чешская графиня рассматривалась при австрийском дворе как простолюдинка. Франц Иосиф дал согласие на ее брак с эрцгерцогом лишь при условии, что их дети никогда не займут австрийский трон. 14-летие морганатического брака приходилось как раз на 28 июня. Историк Алан Тейлор отмечает: «Софи никогда не могла разделить звание Франца Фердинанда…никогда не могла разделить его великолепие, никогда не могла даже сидеть рядом с ним на общественном мероприятии. Была одна лазейка…его жена могла наслаждаться признанием своего ранга, когда он участвовал в военном деле. Таким образом, он решил в 1914 году осмотреть армию в Боснии. Там, в ее столице Сараево, эрцгерцог и его жена могли ездить в открытом автомобиле бок о бок…Таким образом, ради любви эрцгерцог шел на смерть». Франц Фердинанд был сторонником увеличения федерализма, и было широко распространено мнение, что он также благоволил триализму, при котором Австро-Венгрия должна была быть реорганизована путем объединения славянских земель в пределах Австро-Венгерской империи в третью корону. Славянское королевство могло стать оплотом сербов против ирредентизма и поэтому Франц Фердинанд был воспринят как угроза теми же ирредентистами. Принцип позже заявил в суде, что предотвращение реформ, запланированных Францем Фердинандом, было одним из его мотивов. День убийства, 28 июня, это праздник Святого Вита (в Сербии его называют Видовдан). Кроме того, это день годовщины битвы на Косовом поле-повод для сербских патриотических обрядов. Данило Илич был православным сербом. Работал школьным учителем и банковским работником, но в 1913-14 годах перебрался к матери, содержавшей небольшой пансион в Сараево. Тайно стал лидером сараевской ячейки «Черной руки». В конце 1913 года Илич прибыл в Ужице на встречу с сербским полковником Поповичем, бывшим на тот момент членом «Черной руки». Илич рекомендует завершить строительство организации и перейти к прямым действиям против Австро-Венгрии. Попович для обсуждения этого вопроса отправляет Илича в Белград к главе сербской военной разведки полковнику Димитриевичу, более известном как Апис. К 1913 году Апис и его товарищи-военные заговорщики берут верх над тем, что к тому времени осталось от «Черной руки». Нет никаких сообщений о том, что именно произошло между Иличем и Аписом, но вскоре после их встречи, правая рука Аписа и член «Черной руки», сербский майор Воислав Танкосич, который в это время находился во главе партизанской школы, планирует встречу сербских ирредентистов в Тулузе, Франция. Среди тех, что был вызван на встречу в Тулузе оказался и Мухамед Мехмедбашич, плотник по профессии и сын обедневшего благородного мусульманина из Герцеговины. Он также являлся членом «Черной руки», будучи приведен к присяге организации главой ячейки Боснии и Герцеговины Владимиром Гачиновичем и Данило Иличем. Мехмедбашич был «желающим совершить акт терроризма для возрождения революционного духа Боснии». В ходе встречи в январе 1914 года были обсуждены различные возможные австро-венгерские цели для убийства, в том числе и эрцгерцог Франц Фердинанд. Тем не менее, пока было решено отправить только Мехмедбашича в Сараево для убийства губернатора Боснии Потиорека. По пути в Боснию из Франции поезд, в котором ехал Мехмедбашич, обыскала полиция в поисках вора. Считая, что полиция разыскивает его, он выбросил в окно поезда нож и бутылку с ядом. В Боснии первым делом он озадачился поиском нового оружия. Поиски нового оружия задержали убийство Потиорека. Перед тем как он успел окончательно все подготовить, Илич вызвал Мухамеда в Мостар (Дедиер называет местом встречи Сараево, а не Мостар). 26 марта 1914 года Илич сообщил Мехмедбашичу, что Белград отменил убийство губернатора. Новым планом стало убийство Франца Фердинанда, и Мехмедбашич должен подготовиться к новой операции. Позже Апис признался сербскому суду, что именно он был заказчиком убийства Франца Фердинанда, будучи в должности главы разведывательного управления. Илич завербовал сербских юношей Васо Чубриловича и Цветко Поповича сразу после Пасхи для убийства, о чем свидетельствовали показания Илича, Чубриловича и Поповича на сараевском суде. Три юноши-Гаврило Принцип, Трифко Грабеж и Неделько Чабринович-боснийские сербы, подданные Австро-Венгрии, проживавшие в Белграде, свидетельствовали на сараевском суде, что примерно в то же время, они планировали убийство: подбирали других боснийских сербов, связывались с бывшим военным Миланом Цигановичем и, через него, майором Танкосичем. Соглашение с военными было достигнуто, оружие отправлено в Сараево. В принципе согласия достигли быстро, однако поставки оружия были задержаны больше, чем на месяц. Террористы встретились с Цигановичем, и тот задержал их. По одной из версий Циганович сказал Грабежу: «Ничего не предпринимайте. Старый император болен и его наследник не поедет в Боснию». Когда Францу Иосифу стало лучше, то операция была возобновлена. Танкосич выдал террористам для тренировки один пистолет. Наконец, 26 мая было доставлено остальное оружие. Три белградских террориста свидетельствовали о том, что майор Танкосич, непосредственно или через Цигановича, передал им не только шесть ручных гранат, четыре автоматических пистолета «Браунинга» и амуницию, но и деньги, пилюли с ядом, обеспечил тренировки, специальную карту, с нанесенным на нее расположением жандармов, знания о тайных путях, которым пользовались агенты и армия для переправки в Австро-Венгрию, и небольшую карту, позволяющую использовать эти пути. Майор Танкосич подтвердил журналисту и историку Магрини, что он предоставил пистолеты и бомбы, был ответственным за подготовку Принципа, Грабежа и Чабриновича, а также подсказал идею ядовитых пилюль. Принцип, Грабеж и Чабринович покинули Белград на лодке 28 мая и направились вдоль Савы в Шабац, где вручили небольшую карту в руки капитана сербских пограничников Поповича. Попович, в свою очередь, передал им письмо сербскому капитану Првановичу; заполнил форму на трех должностных лиц таможенного органа, чьими именами должны были представиться террористы, таким образом, предоставляя им льготные билеты на поезд до Лозницы, небольшого приграничного городка. Когда Принцип, Грабеж и Чабринович достигли Лозницы 29 мая, капитан Прванович вызвал троих своих доверенных сержантов, чтобы обсудить, как лучше пересечь границу незамеченными. В ожидании прибытия сержантов, Принцип и Грабеж поссорились с Чабриновичем из-за постоянных нарушений им безопасности. Чабринович оставил заботу об оружии Принципу и Грабежу. Принцип велел Чабриновичу в одиночку отправляться в Зворник, пересечь там границу с помощью новой личности, затем отправиться в Тузлу, где они воссоединятся.
30 мая было принято решение о переправке Принципа и Грабежа через остров Исаакович-небольшой остров в середине Дрины, разделяющий Сербию и Боснию. Они и их оружие достигли острова 31 мая. Следовавший вместе с ними помощник Првановича Грбич передал террористов и их оружие агентам сербской «Народной обороны» для последующей транспортировки на территорию Австро-Венгрии и безопасного передвижения по ней. Принцип и Грабеж перешли границу Австро-Венгрии 1 июня. Принцип и Грабеж с оружием передавались от агента к агенту вплоть до 3 июня, когда они прибыли в Тузлу. Здесь они оставили оружие в руках агента «Народной обороны» Мишко Йовановича и встретились с Чабриновичем. Агенты «Народной обороны» доложили о своей деятельности главе организации Боже Янковичу, который, в свою очередь, доложил о происходящем сербскому премьер-министру Николе Пашичу. В докладе Пашичу появилось новое имя среди военных заговорщиков-имя сербского майора Косты Тодоровича, пограничного комиссара и главы сербской военной разведки. Заметки Пашича включали в себя также прозвище одного из террористов («Трифко» Грабеж) и, кроме того, имя майора Танкосича. Австрийцы позже получили отчет, записи Пашича и другие подтверждающие документы. В Тузле, Чабринович столкнулся с одним из друзей своего отца, детективом полиции Сараева Иваном Вилой, с которым у него завязалась беседа. По стечению обстоятельств, Принцип, Грабеж и Чабринович сели в один поезд с детективом Вилой. Чабринович расспросил детектива о предстоящем визите Франца Фердинанда в Сараево. На следующее утро Чабринович передал новость своим друзьям, что убийство состоится 28 июня. По прибытии в Сараево 4 июня пути Принципа, Грабежа и Чабриновича разошлись. Принцип встретился с Иличем, навестил свою семью в Хаджичах и вернулся 6 июня в Сараево в дом матери Илича. Грабеж отправился к своей семье в Пале. Чабринович вернулся в дом своего отца в Сараево. 14 июня Илич отправился в Тузлу, чтобы переправить оружие в Сараево. Мишко Йованович спрятал все в большую коробку сахара. 15 июня оба они отправились на поезд до Добоя, где Йованович передал коробку Иличу. В этот же день Илич вернулся в Сараево на поезде, быстро пересел на трамвай, чтобы не быть замеченным полицией. После этого Илич спрятал оружие в чемодане под диваном в доме своей матери. Затем 15 или 16 июня Илич отправился в Брод. В ходе судебного разбирательства, Илич дал спутанные объяснения о причине его поездки: сначала сказал, что он уехал в Брод предотвратить убийство, а затем, что он вернулся в Сараево из Брода предотвратить убийство. По одной из версий, Илич отправился в Брод для встречи с доверенным лицом Аписа, Джюро Шарацем, который имел инструкции на отмену убийства, но позже в Сараево прибыл Малобабич, который подтвердил приказ о нападении. Илич стал раздавать оружие 27 июня. До 27 июня Илич держал личности террористов из Белграда в тайне от тех, кого он завербовал на месте, и наоборот. Как Мехмедбашич позже говорил Альбертини: «Накануне преступления Илич представил меня Принципу в кафе в Сараево со словами Мехмедбашич тот, кто будет с нами завтра». Затем Илич послал открытку Гачиновичу во Францию. Следующим утром, 28 июня 1914 года, Илич расставил шесть террористов на маршруте кортежа эрцгерцога. Илич шел по улице, призывая террористов быть храбрыми. Утром 28 июня 1914 года Франц Фердинанд вместе с сопровождением отправился на поезде из Илиджи в Сараево. На станции в Сараево его встретил губернатор Оскар Потиорек. Эрцгерцога ожидали шесть автомобилей. По ошибке трое местных офицеров полиции оказались в первой машине с главным офицером службы безопасности эрцгерцога, тогда как другие офицеры службы безопасности остались позади. Во втором автомобиле были мэр и глава полиции Сараева. Третьим в кортеже был открытый автомобиль со сложенным верхом компании «Graf and Stift» модели 28/32 PS. В этом автомобиле оказались Франц Фердинанд с Софией, Потиорек, а также владелец автомобиля подполковник Франц фон Харрах. В соответствии с заявленной программой, первым мероприятием был осмотр казарм. В 10:00 эрцгерцог со свитой покинул казармы и отправился в ратушу через набережную Аппель. Кортеж достиг первого террориста-Мехмедбашича. Данило Илич расположил его перед кафе «Мостар» и вооружил гранатой, но Мехмедбашич провалил атаку. Далее по маршруту эрцгерцога, на противоположной стороне улицы рядом с рекой Илич расположил Чабриновича и вооружил его гранатой, но он также провалил атаку. В 10:10 автомобиль Франца Фердинанда поравнялся с Чабриновичем и он бросил гранату. Граната отскочила от откидного верха машины (в тот момент сложенного) на дорогу. Граната взорвалась при приближении следующей машины, оставив в месте взрыва воронку диаметром в 0, 3 м. и глубиной 0, 17 м., и ранив в общей сложности 20 человек. Чабринович проглотил таблетку с ядом и прыгнул в реку. Самоубийство не удалось: таблетка с ядом вызвала лишь рвоту (вероятно, доза оказалась слишком маленькой или же вместо цианистого калия в таблетке был более слабый яд), а река оказалась неглубокой из-за жаркого лета. Полицейские вытащили Чабриновича из реки, после этого толпа жестоко избила его и только потом его взяли под стражу. Эрцгерцог приказал остановить автомобиль и распорядился, чтобы раненым оказали первую помощь. В это время толпы народа заслонили машину от других заговорщиков. Кортеж спешно двинулся к Ратуше. Попович, Принцип и Грабеж не смогли ничего сделать из-за того, что кортеж промчался мимо них на большой скорости. Покушение как будто провалилось. По прибытии в Ратушу Франц Фердинанд потерял самообладание. Мэр Сараево Фехим Чурчич, еще не знавший о случившемся, обратился к эрцгерцогу с приветственной речью, но тот резко прервал его: «Господин мэр, я прибыл в Сараево с дружественным визитом, а в меня кто-то бросил бомбу. Это возмутительно!». Затем герцогиня София что-то прошептала мужу, и после паузы Франц Фердинанд сказал мэру: «Теперь Вы можете говорить». Эрцгерцог успокоился, и мэр произнес речь. Франц Фердинанд вынужден был ждать, когда ему доставят его речь, находившуюся в подорвавшемся автомобиле. К подготовленному заранее тексту он добавил несколько замечаний по поводу событий того дня, в которых поблагодарил народ Сараево за его отношение к произошедшему. Местные представители власти и свита эрцгерцога обсуждали, что делать дальше. Барон Морси предложил покинуть Сараево. В ответ Потиорек сказал: «Вы думаете, что Сараево кишит убийцами?». Франц Фердинанд и София отказались от дальнейшей программы и решили навестить раненых в госпитале. Граф Харрах занял защитную позицию на левой подножке автомобиля эрцгерцога. Это подтверждается также фотографиями, сделанными перед Ратушей. В 10:45 Эрцгерцог с супругой вновь оказались в своем автомобиле. Чтобы попасть в госпиталь, минуя центр города, Потиорек решил отправить кортеж вдоль набережной Аппель. Однако, водитель, чех Леопольд Лойка, повернул направо на улицу Франца Иосифа. Причиной его действий послужило то, что помощник Потиорека Эрих фон Меррицци в это время был в больнице, и никто не передал новые распоряжения Лойке. Узнав, что первая попытка убийства провалилась, Принцип решил совершить нападение на обратном пути эрцгерцога и сменил свое местоположение. Он занял позицию перед соседним продовольственным магазином «Деликатесы Морица Шиллера» неподалеку от Латинского моста. Когда автомобиль Франца Фердинанда поравнялся с Принципом, тот шагнул вперед и произвел два выстрела с расстояния около полутора метров из самозарядного пистолета бельгийского производства 9×17 мм. «Fabrique Nationale» модели 1910. Первая пуля ранила эрцгерцога в яремную вену, вторая попала Софии в живот. Принцип был тут же арестован. На суде Принцип заявил, что не собирался убивать Софию, а вторая пуля на самом деле предназначалась Потиореку. Обе жертвы оставались сидеть прямо и скончались по пути в резиденцию губернатора, где им собирались оказать медицинскую помощь. Как сообщал граф Харрах, последними словами эрцгерцога были: «Софи, Софи! Не умирай! Живи для наших детей!»; далее следовали шесть или семь фраз типа «Это ничего» на вопрос Харраха Францу Фердинанду о ранении. После этого последовал предсмертный хрип. Сначала умерла София, затем через десять минут умер Франц Фердинанд. Альфред, 2-й принц Монтенуово страстно ненавидел Франца Фердинанда и Софию и при попустительстве императора решил превратить их похороны в фарс. Тела были доставлены в Триест на броненосце SMS Viribus Unitis, а затем специальным поездом в Вену. Хотя большинство членов других королевских семей планировали принять участие в траурных мероприятиях, они были демонстративно не приглашены. Было принято решение организовать скромные похороны с участием только близких родственников, в том числе и троих детей эрцгерцога и герцогини, которые были исключены из немногих публичных церемоний. Офицерскому корпусу было запрещено приветствовать траурный поезд, что привело к возмущению со стороны нового наследника престола эрцгерцога Карла. Общественное прощание было сильно ограничено и еще более скандально. Эрцгерцог и герцогиня были похоронены в замке Артштеттен, поскольку, из-за особенностей их брака, София не могла быть погребена в Императорском склепе. В течение нескольких часов после убийства в Сараево вспыхнули антисербские погромы, которые были остановлены военными. В ночь убийства были организованы погромы и в других частях Австро-Венгрии, в частности на территориях современных Боснии и Герцеговины и Хорватии. Считается, что они были организованы и поддерживались Оскаром Потиореком, австро-венгерским губернатором Боснии и Герцеговины. Первые антисербские демонстрации, во главе с последователями Йосипа Франка, были организованы 28 июня в Загребе. На следующий день демонстрация стала более жестокой и переросла в погромы. Полиция и местные власти не предпринимали никаких действий, чтобы остановить насилие против сербов. Писатель Иво Андрич назвал акцию в Сараево «Сараевским безумием ненависти». Два серба были убиты в первый день погрома в Сараево, многие подверглись нападению и были ранены; около тысячи домов, школ, магазинов и других заведений, принадлежавших сербам, были разграблены и разрушены. В конечном счете, все сараевские убийцы были пойманы и преданы суду австро-венгерскими властями, за исключением Мехмедбашича. Он был арестован в Черногории, но позже был отпущен при условии, что он покинет страну. Он отправился в Сербию, где присоединился к майору Танкосичу, но в 1916 году в Сербии Мехмедбашич был арестован по ложным обвинениям. Те австро-венгерские военные, что помогали в переправке оружия и террористов в Сараево, были осуждены вместе с самими террористами. В большинстве обвинительных заключений террористов обвиняли в заговоре с целью государственной измены при участии сербских чиновников. Такое обвинение предусматривало смертную казнь, в отличие от обвинения в заговоре с целью просто убийства. Судебные слушания проходили с 12 по 23 октября; приговор был вынесен и оглашен 28 октября 1914 года. Совершеннолетние обвиняемые, которым грозила смертная казнь, на суде представляли себя как невольных участников заговора. Ярким примером таких действий являются показания Велько Чубриловича, который помогал с перевозкой оружия и являлся агентом «Народной обороны». Велько заявил суду, что Принцип посмотрел на него и очень строго сказал: «Если вы хотите знать, и именно по этой причине, мы собираемся совершить убийство наследника; и раз вы знаете об этом, вы должны молчать. Если вы предадите нас, вы и ваша семья будете уничтожены». На допросе защитником Чубрилович более подробно рассказал о причинах, побудивших его сотрудничать с Принципом и Грабежем. Он пояснил, что боялся революционной организации, способной совершить великие злодеяния и стоявшей за Принципом, а также объяснил, что он знал, что такая организация, по крайней мере, в одно время существовала в Сербии; и что поэтому он боялся, что его дом будет разрушен, а семья убита, если он не будет выполнять их требования. Кроме того, на вопрос «почему он не испугался угрозы суда и не попросил защиты закона раньше», он ответил: «Я больше боялся террора, нежели закона». Заговорщики из Белграда, которым не грозила смертная казнь по причине их возраста, во время слушаний брали вину на себя, отводя ее от официальных сербских властей, и изменяли свои прежние показания. На перекрестном допросе Принцип заявил: «Я югославский националист и я верю в объединение всех южных славян в единое государство, свободное от Австрии». Когда Принципа спросили, какими средствами он собирался осуществить это, он сказал: «Посредством террора». Чабринович, тем не менее, показал, что политические взгляды, побудившие его убить Франца Фердинанда, он приобрел путешествуя по Сербии. Суд посчитал, что, несмотря на показания подсудимых, официальные сербские власти все же причастны к убийству. Приговор гласил: «Суд рассматривает показания как доказательства того, что и «Народная оборона» и военные чины Королевства Сербия причастны к шпионажу». В ходе следствия Чабринович выразил свои сожаления об убийстве. После вынесения приговора он получил письмо с прощением от троих детей, ставшими сиротами по вине убийц. Чабринович, как и Принцип, умер в тюрьме от туберкулеза. По австро-венгерским законам те, кто на момент совершения преступления не достиг 20 лет, получили по 20 лет тюрьмы. Суд заслушал аргументы относительно возраста Принципа, поскольку были некоторые сомнения в истинности его даты рождения, но пришел к выводу, что Принцип был несовершеннолетним на момент убийства. В конце 1916 и начале 1917 года между Австро-Венгрией и Францией имели место тайные мирные переговоры. Существуют косвенные доказательства того, что параллельно были проведены переговоры между Австро-Венгрией и Сербией: премьер-министр Сербии Пашич послал свою правую руку Стояна Протича, регент Александр отправил свое доверенное лицо (и любовника) Петара Живковича в Женеву на тайную встречу. Карл Австрийский изложил ключевое требование Австро-Венгрии для возвращения Сербии под контроль правительства Сербии в изгнании: Сербия должна предоставить гарантии, что больше не будет допускать политической агитации внутри страны против Австро-Венгрии. В течение некоторого времени регент Александр и верные ему офицеры планировали избавиться от военщины во главе с Аписом, поскольку тот представлял собой политическую угрозу власти Александра. Австро-Венгерское предложение мира дало дополнительный импульс этому плану. 15 марта 1917 года Апису и его офицерам был вынесен приговор по различным ложным обвинениям, не связанным с Сараево (дело было повторно рассмотрено в Верховном суде Сербии в 1953 году и все подсудимые были оправданы), сербским военным судом на Салоникском фронте, подконтрольном Франции. 23 мая Апис и восемь его соратников были приговорены к смерти; еще два офицера были приговорены к 15 годам лишения свободы. Один из обвиняемых умер в ходе судебного разбирательства и обвинения против него были сняты. Высший суд Сербии сократил количество смертных приговоров до семи. Регент Александр изменил четыре приговора, таким образом уменьшив число смертников до трех. Четверо обвиняемых признали свои роли в сараевском убийстве, и их приговор был суровым. Обосновывая казнь, Пашич писал своему посланнику в Лондоне: «Кроме всего прочего, Дмитриевич (Апис) признался, что именно он отдал приказ об убийстве Франца Фердинанда. Кто теперь может отложить исполнение приговора?». Как только трое смертников были доставлены на место казни, Апис заметил водителю: «Теперь совершенно ясно и мне и вам, что я должен быть убит сегодня из сербских винтовок только потому, что я организовал протест в Сараево». Воислав Танкосич погиб в бою в конце 1915 года, и потому не был предан суду. После убийства посол Сербии во Франции Миленко Веснич и посол Сербии в России подготовили заявления, в которых утверждалось, что Сербия предупреждала Австро-Венгрию о готовящемся убийстве. Сербия опровергла эти утверждения, заявив, что ничего не знала о готовящемся деле. Премьер-министр Пашич опроверг эти заявления в «Az Est» 7 июля и в парижском издании New York Herald 20 июля. Но, в то же время, существовали и другие мнения о предупреждении. Как писал министр образования Сербии Люба Йованович в «KRV Sloventsva», в конце мая или начале июня премьер-министр Пашич обсуждал возможность предстоящего убийства с членами своего кабинета. 18 июня в телеграмме, не содержащей детали, послу Сербии в Вене Йовану Йовановичу было приказано предупредить австро-венгерские власти о том, что у Сербии есть основания полагать, что существует заговор с целью убийства Франца Фердинанда в Боснии. 21 июня посол Йованович встретился с министром финансов Австро-Венгрии Леоном Билинским. Согласно сербскому военном атташе в Вене, полковнику Лесанину, посол Йованович в разговоре с Билинским «…подчеркнул в общих чертах риск эрцгерцога как наследника пострадать от воспаленного мнения общества в Боснии и Сербии. Возможно лично с ним случится некий несчастный случай. Его путешествие может привести к инцидентам и демонстраций, которые Сербия будет осуждать, но это будет иметь фатальные последствия для австро-сербских отношений». Йованович вернулся со встречи с Билинским и сказал Лесанину, что «…Билинский не показал никаких признаков того, что придал большое значение этому сообщению, ограничившись лишь замечанием «Будем надеяться, ничего не случится» во время прощания и выражения благодарности». Министр финансов Австро-Венгрии не предпринял никаких действий на основе замечаний Йовановича. В 1924 году Йованович публично заявил, что его предупреждение было сделано по его собственной инициативе, и, что он сказал, что «Среди сербских юношей (в армии) может быть тот, кто зарядит боевой патрон в свою винтовку или револьвер вместо холостого патрона; и он может выстрелить, пуля может поразить человека (Франца Фердинанда), начав провокацию». Объяснения Йовановича на этот счет менялись на протяжении многих лет и никогда в достаточной степени не совпадали с мнением Лисанина. Билинский не говорил открыто на эту тему, но начальник его пресс-службы подтвердил, что имела место как сама встреча, так и смутное предупреждение, но не было никакого упоминания о солдатах, способных стрелять в эрцгерцога. За несколько дней до убийства Пашич исполнял обязанности премьер-министра, поскольку в этот период правительство Сербии вошло в политический союз, возглавляемый сербскими военными. Военные благоволили продвижению Йован Йовановича на пост министра иностранных дел и ожидали от Йовановича большей лояльности. Выбрав для передачи сообщения военно-лояльного человека, и не включая никакой конкретики (имена заговорщиков и оружие), Пашич, тем самым, повышал свои шансы остаться в живых при любом исходе дела. В 1914 году Раде Малобабич возглавлял тайные операции сербской военной разведки против Австро-Венгрии. Его имя обнаружилось в сербских документах, захваченных Австро-Венгрией во время войны. Эти документы описывали переправку оружия, боеприпасов и агентов из Сербии в Австро-Венгрию под руководством Малобабича. В связи с сокрытием признания Аписа со стороны Сербии и записей суда в Салониках историки изначально напрямую не связывают Малобабича с убийством в Сараево. Признание Аписа, однако, гласит: «Я поручил Малобабичу организовать убийство во время пребывания Франца Фердинда в Сараево». На суде в Салониках полковник Любомир Вулович, глава сербских пограничников, свидетельствовал: «В 1914 году, по случаю моей официальной поездки из Лозницы в Белград, я получил письмо в Генштабе подписанного маршалом Путником, высшим военным офицером Сербии, в котором говорилось, что придут агенты Малобабича и учитель, чье имя я забыл (Данило Илич был учителем, но неясно, если это был именно он, то как он мог быть одновременно и в Броде и в Лознице), чтобы я мог отправить их в Боснию. Поэтому я поехал в Лозницу и в тот же день или чуть позже отправил Раде и учителя в Боснию. Вскоре после этого произошло убийство в Сараево эрцгерцога Франца Фердинанда». Накануне своей казни Малобабич сказал священнику: «Они приказали мне отправиться в Сараево, когда должно было произойти это убийство, и когда все было кончено, они приказали мне вернуться и выполнять другие миссии, а затем началась война». Владимир Дедиер в своей книге «Дорога в Сараево» предоставил дополнительные свидетельские показания о том, что Малобабич прибыл в Сараево накануне убийства и дал окончательное «добро» на операцию Даниле Иличу. Это подтверждает теорию Дедиера о том, что Джюро Шарац 16 июня дал указания Иличу отменить убийство. Вскоре после их признаний Сербия казнила Малобабича, Вуловича и Аписа по ложным обвинениям. Сербия не обнародовала ни одного разъяснения их признаний в отношении Сараевского дела. Сараевская атака могла быть операцией сербский военной разведки или «Черной руки». «Черная рука» была тайной организацией, созданной в Сербии в качестве противовеса спонсируемой Болгарией «Внутренней македонско-одринской революционной организации» (сокр. ВМОРО). После победы Сербии над Болгарией в Македонии в ходе «Балканских войн», «Черная рука» стала вымирающей организацией из-за смерти своего главы и неспособность заменить его, неактивности ячеек и разрушения связей между ними, а также сокращения финансирования. К 1914 году «Черная рука» уже действовала не в рамках своего устава, а в рамках подчинения начальнику сербской военной разведки Апису; ее ряды отныне состояли в основном из сербских офицеров, лояльных к Апису. Наличие признания Аписа в заказе операции, которое начиналось с фразы «В качестве начальника разведывательного управления Генерального штаба»; наличие того факта, что взятие на себя командования военными было вызвано «умирающий состоянием» «Черной руки»; наличие того факта, что в соответствии со статьей 16 устава «Черной руки» приказ об убийстве может быть отдан только после одобрения дирекции Верховного Совета организации, главы организации или его заместителя и отсутствие такого приказа, говорит о том, что ответственность несет именно сербская военная разведка. В то же время, тот факт, что Милан Циганович был вовлечен в операцию и ключевыми ее агентами были члены «Черной руки», с главой ячейки в Боснии и Герцеговине Гачиновичем проводились консультации и что не было никакого официального планирования операции, ответственность лежит и на «Черной руке». В ходе судебных заседаний было отмечено, что трое убийц из Белграда пытались взять вину на себя. Чабринович утверждал, что идея убийства Франца Фердинанда посетила его после прочтения вырезки из газеты о предстоящем визите Франца Фердинанда в Сараево, полученной по почте в конце марта. Затем он показал вырезку из газеты Принципу, и на следующий день они договорились, что убьют Франца Фердинанда. Принцип объяснил суду, что он уже знал о предстоящем визите Франца Фердинанда из немецких газет. Принцип продолжал свидетельствовать, что примерно во время Пасхи он написал аллегорическое письмо Иличу, информируя его о плане убийства Франца Фердинанда. Грабеж показал, что он и Принцип, также примерно во время Пасхи, достигли между собой договоренности о том, кто должен стать жертвой убийства: губернатор Потиорек или Франц Фердинанд; чуть позже они решили остановить свой выбор на Франце Фердинанде. Однако, под следствием подсудимые отказались или не смогли предоставить детали. 26 марта Илич и Мехмедбашич уже согласились убить Франца Фердинанда на основе инструкций из Белграда, предшествовавших газетной вырезке и обсуждению между тремя убийцами из Белграда. Сербская военная разведка-в том числе и остатки «Черной Руки»-проникла в «Народную Оборону», используя их подпольные переходы для перемещения через границу террористов и контрабанды их оружия из Белграда в Сараево. В июне 1914 года, слушая доклад главы «Народной Обороны» Божи Янковича, премьер-министр Пашич выразил свои сожаления Янковичу о причастности его организации к сараевскому делу: «Божа проинформировал всех своих агентов, что они не должны сотрудничать ни с кем, у кого нет пароля, который даст Янкович». Премьер-министр Пашич получил самую свежую информацию о плане покушения. По словам министра образования Любомира Йовановича, информация Пашичем была получена достаточно рано для того, чтобы правительство могло разобраться с пограничниками и предотвратить пересечение границы террористами. Эта информация обсуждалась кабинетом министров в конце мая и за некоторое время до этого. Альбертини сделал вывод, что источником информации был, скорее всего, Милан Циганович. Косвенные доказательства против Цигановича включали в себя его синекурскую государственную службу, его защиту со стороны начальника полиции и отказ Сербии арестовать его (Австро-Венгрия потребовала Сербию арестовать майора Танкосича и Цигановича, но Сербия арестовала только Танкосича, а Цигановича якобы не смогли найти), защиту Сербией Цигановича во время войны и правительственное обеспечение после нее. В 1917 году в Салониках были осуждены все заговорщик, кроме Цигановича, который на суде даже давал показания против своих товарищей. Когда Апис признался, что он был заказчиком убийства Франца Фердинанда, он заявил, что российский военный атташе Артамонов пообещал защиту России от Австро-Венгрии, если разведывательные операции Сербии будут раскрыты, и что Россия финансировала убийство. В интервью Альбертини Артамонов категорически отрицал причастность России к этому делу. Артамонов заявил, что в это время он был в отпуске в Италии, оставив вместо себя помощника военного атташе Александра Верховского; и хотя тот ежедневно контактировал с Аписом, он узнал о роли Аписа только по окончании войны. Альбертини писал, что он «не был убежден словами этого офицера». Верховский сначала признал причастность офиса атташе, а затем и вовсе перестал говорить на эту тему. Существуют доказательства, что на 14 июня Россия была по крайней мере в курсе планов террористов. Де Шелкинг писал: «1 июня 1914 император Николай имел беседу с королем Карлом в Констанце в Румынии. Я был там в то время…насколько я мог судить из моего разговора с членам его окружения министром иностранных дел России Сазоновым, Сазонов был убежден, что, если эрцгерцог Франц Фердинанд уйдет в сторону, мир в Европе не окажется под угрозой». Убийство наследника Австро-Венгерской империи и его жены привело в шоковое состояние всю Европу и увеличило число симпатизирующих австрийской позиции. В течение двух дней с момента убийства Австро-Венгрия и Германия советовали Сербии начать расследование, но генеральный секретарь сербского министерства иностранных дел Славко Груич ответил: «Ничего не было сделано до сих пор и дело не касалось сербского правительства». Далее последовал обмен гневными высказываниями между австрийским поверенным в делах и Груичем в Белграде. После проведения уголовного расследования, проверки того, что Германия будет соблюдать все пункты военного соглашения и убеждения скептически настроенного венгерского графа Тиса, Австро-Венгрия отправила официальное письмо правительству Сербии. Письмо напоминало Сербии о ее обязательстве уважать решение «Великих Держав» в отношении Боснии и Герцеговины и поддерживать добрососедские отношения с Австро-Венгрией. Письмо содержало конкретные требования о запрете изданий, пропагандирующих ненависть к Австро-Венгрии и нарушение ее территориальной целостности; увольнении с военной и государственной службы всех офицеров и чиновников, занимающихся антиавстрийской пропагандой; аресте на сербской земле всех причастных к сараевскому убийству; принятии эффективных мер к предотвращению контрабанды оружия и взрывчатки в Австрию; и другие требования.
Это письмо стало известно как «Июльский ультиматум», и Австро-Венгрия заявила, что, если Сербия не примет все требования в течение 48 часов, то австро-венгерский посол будет отозван из Сербии. Получив телеграмму со словами поддержки из России, Сербия мобилизовала свою армию и ответила на письмо, полностью принимая пункты № 8 «о принятии эффективных мер к предотвращению контрабанды оружия и взрывчатки в Австрию, аресте пограничников, помогавших убийцам пересечь границу» и № 10 «о беззамедлительном информировании австрийского правительства о мерах, принятых согласно всем пунктам». Сербия фактически или частично приняла пункты № 1 «о запрете изданий, пропагандирующих ненависть к Австро-Венгрии и нарушение ее территориальной целостности», № 2 «о закрытии общества «Народная Оборона» и других организаций, ведущих пропаганду против Австро-Венгрии» и № 5 «о сотрудничестве с австрийскими властями в подавлении движения, направленного против целостности Австро-Венгрии». По пунктам № 3 «об исключении анти-австрийской пропаганды из народного образования», № 4 «об увольнении с военной и государственной службы всех офицеров и чиновников, занимающихся анти-австрийской пропагандой», № 7 «об аресте майора Танкосича и Милана Цигановича, причастных к сараевскому убийству» и № 9 «об объяснении насчет враждебных к Австро-Венгрии высказываний сербских чиновников в период после убийства» Сербия потребовала доказательств. Пункт № 6 «о проведении расследования при участии австрийского правительства против каждого из участников сараевского убийства» был полностью отвергнут, поскольку затрагивал суверенитет страны. Сербский ответ от 25 июля был расценен австрийцами как неудовлетворительный и Австро-Венгрия разорвала все дипломатические отношения с Сербией. На следующий день сербские резервисты, перевозимые на пароходе по Дунаю, пересекли австро-венгерскую границу и австро-венгерские солдаты вынуждены были стрелять в воздух, чтобы предупредить их. Отчет об этом инциденте был изначально отрывочен и императору Францу Иосифу сообщили о нем, как о «значительной перестрелке». Затем 28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну и мобилизовала часть своих войск в противовес уже мобилизованной сербской армии. В соответствии с тайным договором от 1892 года Россия и Франция были обязаны мобилизовать свои армии, если хотя бы одна из армий Тройственного союза была мобилизована. Мобилизация России дала импульс полным австро-венгерской и немецкой мобилизациям. Вскоре все «Великие державы», за исключением Италии, выбрали сторону и вступили в войну.
Народная оборона-сербская националистическая группа, созданная в 1908 году Йованом Дучичем и Браниславом Нушичем как реакция на австро-венгерскую аннексию Боснии и Герцеговины. Первоначально организация занималась защитой этнических сербов, проживавших на территории Австро-Венгрии. Для достижения своих целей «Народная оборона» занималась распространением пропаганды, а также организацией вооруженных формирований. В начале 20-го века сербы на Балканах стремились объединение в рамках единого государства. В дополнение к Королевству Сербии и Княжеству Черногория (двум государствам с населением преимущественно состоящим из этнических сербов), которые еще не имели общей границы, большинство сербов проживали на территории соседней Австро-Венгрии (в частности на территории кондоминиума Боснии и Герцеговины, Хорватии и Славонии и южной части Венгрии), а также на территории Османской империи (Боснийский вилайет, Косовский вилайет, Новопазарский санджак, и в меньшей степени в частях Манастирский вилайет и Салоникский вилайет). Из-за Австро-Венгерской аннексии Боснии в 1908 году (где была большая концентрация сербов), вызвавшей боснийский кризис, сербы выразили потребность в культурной и территориальной защите, которая и породила «Народную оборону». В 1911 году в свет вышла брошюра под названием «Narodna Odbrana Izdanje Stredisnog Odbora Narodne Odbrane», содержащая 6 целей работы организации:
Повышение, воодушевление и укрепления чувства национализма (народности).
Регистрация и привлечение добровольцев.
Формирование добровольческих групп и их подготовка к вооруженной акции.
Сбор добровольных взносов, в том числе денежных средств и других вещей, необходимых для реализации поставленных задач.
Организация, снабжение и обучение специальной революционной группы (Комити), предназначенных для ведения военных действий за независимость.
Развитие деятельности по защите сербского народа по всем направлениям.
Брошюра давала понять, что призывы к ненависти в Австро-Венгрии не были целью группы, но вместе с тем, ненависть явилась следствием стремления к независимости объединенного народа. Центральный комитет «Народной обороны» базировался в Белграде. Сразу же после аннексии Вардарской Македонии Королевством Сербии македонские славяне столкнулись с политикой принудительной сербизации. Население Македонии было вынуждено объявить себя сербами. Тех, кто отказывался, избивали и подвергали пыткам. Согласно докладу «Международной комиссии по расследованию причин и ведения Балканских войн», члены «Народной обороны» совершили серьезные военные преступления против гражданского населения. В Скопье находился центральный комитет «Народной обороны». Население Скопье называло их штаб-квартиры «Черный дом», по аналогии с «Черной рукой», тайной организацией, стоявшей за «Народной обороной». Нелояльных организации лиц привозили в «Черный дом», где их подвергали пыткам.
Сербские погромы в Сараево-полномасштабная акция насилия против сербского населения Сараева 28 и 29 июня 1914 года, явившаяся ответной реакцией на убийство эрцгерцога Франца Фердинанда сербским гимназистом Гаврилой Принципом. Погром, поддерживаемый австро-венгерским правительством, привел к этнической розни, беспрецедентной в истории города. Два серба были убиты в первый день погрома в Сараево, многие подверглись нападению и были ранены; около тысячи домов, школ, магазинов и других заведений, принадлежавших сербам, были разграблены и разрушены. Сразу после убийства эрцгерцога Франца Фердинанда боснийским сербом Гаврилой Принципом антисербское настроение по всей Австро-Венгрии вылилось в волну насилия против сербов. В ночь после убийства беспорядки вспыхнули также и на территориях Боснии и Герцеговины и Хорватии, где сербы составляли значительный процент населения. Поскольку Принцип и другие заговорщики были этническими сербами, Австро-Венгерское правительство было убеждено, что за убийством стояло правительство Сербии. Погромы против этнических сербов были устроены непосредственно после убийства и продолжались несколько дней. Они были организованы и поддерживались австро-венгерским губернатором Боснии и Герцеговины Оскаром Потиореком. Первые антисербские демонстрации, проведенные последователями Йосипа Франка, прошли ранним вечером 28 июня в Загребе. На следующий день демонстрации в городе стали более жестокими и стали носить характер погромов. Полиция и местные власти бездействовали. Антисербские демонстрации в Сараево начались 28 июня 1914 года, чуть позже, чем в Загребе. Иван Шарич, помощник римско-католического епископа Боснии Йосипа Стадлера, сочинил антисербские стихотворные гимны, в которых он описывал сербов как «гадюк» и «хищных волков». Толпа хорватов и боснийских мусульман собралась в резиденции Стадлера, Соборе Святейшего Сердца Иисуса. Около 10 часов вечера группа из 200 человек напала и уничтожила Отель Европа, самый большой отель в Сараево, который принадлежал сербскому купцу Глише Ефтановичу. Толпы направили свой гнев главным образом на сербские магазины, резиденции видных сербов, сербские церкви, школы, банки, сербское культурное общество «Просвета» и редакцию газеты «Srpska rijec». Множество представителей высшего класса Австро-Венгрии, включая офицеров, участвовали в насилии. Два серба были убиты в этот же день. Вечером того же дня, после краткого вмешательства десяти вооруженных конных солдат, порядок в городе был восстановлен. Ночью было достигнуто соглашение между правительством провинции Боснии и Герцеговины во главе с Оскаром Потиореком, городской полицией и Стадлером с его помощником Шаричем об искоренении «подрывных элементов этой земли». Правительство города издало прокламацию, в которой призвало население Сараева выполнить свою святую обязанность и очистить свой город от позора через искоренение подрывных элементов. Это воззвание было напечатано на плакатах, которые были распространены и развешаны по городу ночью и следующим утром. Согласно заявлению Йосипа Ванцаша, который был одним из подписантов этого соглашения, автор его текста был комиссаром правительства в Сараево, который составил его на основе соглашения с высшими представителями правительства и барона Колласа. 29 июня 1914 года 8 часов утра начались более агрессивные выступления, быстро переросшие в погром. Большие группы мусульман и хорватов, кричащие и поющие, собрались на улицах Сараева, неся австрийские флаги, задрапированные черным, и фотографии австрийского императора и убитого эрцгерцога. Перед ними выступили с речами местные политические лидеры, среди которых был и Йосип Ванцаш. Роль Ванцаша в событиях доподлинно неизвестна, однако некоторые из политических лидеров, безусловно, сыграли важную роль в привлечении людей к акции и направляя их против домов и магазинов сербов. После выступлений политиков множество быстро движущихся небольших групп хорватов и мусульман начали нападать на любое имущество сербов в Сараево, до которого могли добраться. Сначала они напали на сербскую школу, а затем стали громить магазины и другие учреждения и частные дома сербов. Сербский банк был разграблен, в то время как товары, взятые в магазинах и домах сербов были разбросаны на тротуарах и улицах. Вечером губернатор Потиорек объявил чрезвычайное положение сначала в Сараево, а затем и в остальных частях провинции. Хотя эти меры и были направлены на борьбу правоохранительных органов с грабежами, они не были полностью успешными, потому что толпы продолжали атаковать сербов и их имущество. В официальных отчетах заявлялось, что сербский православный собор и резиденция митрополита в городе были спасены благодаря вмешательству австро-венгерских сил безопасности. После того, как тела Франца Фердинанда и его жены были перевезены на железнодорожную станцию Сараева, порядок в городе был восстановлен. Кроме того, австро-венгерское правительство издало указ, которым в Сараево был учрежден специальный трибунал с полномочиями выносить смертные приговоры за насильственные действия, совершенные во время беспорядков. Группа известных в Сараево политиков, состоящая из Йозо Сунарича, Шерифа Анрнаутовича и Данило Димовича, которые являлись представителями трех религиозных общин Сараева, посетила Потиорека и потребовала, чтобы он принял меры для предотвращения нападений на сербов. Однако в своих отчетах, предоставленных в Вену 29 и 30 июня, Потиорек заявил, что сербские магазины в Сараево были полностью разрушены и что даже женщины из высшего класса участвовали в актах мародерства и грабежа. Многие жители Сараева, наблюдавшие за происходящим из окон своих домов, аплодировали толпе; таким образом, демонстранты пользовались широкой поддержкой среди несербского населения города. Писатель Иво Андрич назвал акцию в Сараево «Сараевским безумием ненависти». Согласно Кристоферу Беннетту, отношения между хорватами и сербами в империи вышли бы из-под контроля, если бы не вмешательство венгерских властей. Словенский консервативный политик Иван Шустершич призывал «разрушить череп этого серба, в котором живет прожорливая мания величия».
За исключением немногочисленных крайне правых политических сил, южнославянские политические и религиозные деятели Австро-Венгрии, особенно в Далмации, а также мусульманские религиозные лидеры в Боснии и Герцеговине либо воздержались от участия в погромах, либо осудили их, а некоторые из них открыто выразили солидарность с сербским народом, в том числе газета партии права, хорватско-сербская коалиция, католические епископы Алойзие Мишич и Антон Бонавентура Еглич. Еще до начала июля стало ясно, что антисербская позиция имперского правительства поддерживается только проправительственными реакционными силами, в противовес которым возникла своего рода южнославянская солидарность с сербами, хотя все еще в неразвитой форме. Тем не менее, некоторые исследователи заявляли, что хорватские политические лидеры отличались ожесточенной верностью Австро-Венгрии и отмечали, что хорваты в целом принимали значительно более активное участие в австро-венгерской армии в начале Первой мировой войны, комментируя это высокой долей хорватских бойцов на прифронтовой линии по сравнению с общей численностью населения. Католическая и официальная пресса в Сараево еще больше разжигала беспорядки, публикуя антисербские памфлеты и сплетни, о том, что сербы якобы прячут бомбы. Газеты Сараева писали, что беспорядки против этнических сербов и их имущества напоминали «последствия российских погромов». 29 июня консервативная газета в Вене писала, что «Сараево выглядит как сцена погрома». По некоторым данным, полиция в Сараево осознанно допустила беспорядки. В некоторых докладах отмечается, что австро-венгерские власти бездействовали, в то время как в Сараево убивали сербов, а их имущество жгли. Антисербские погромы имели важное влияние на позицию Российской империи. Российская газета писала: «…ответственность за произошедшее лежит не на Сербии, но на тех, кто толкнул Австрию в Боснию…таким образом моральный долг России-защитить славянские народы Боснии и Герцеговины от немецкого ига». Согласно одному из русских докладов в одном только Сараево было разрушено более тысячи домов и магазинов. Итальянский консул в Сараево заявил, что события были профинансированы австро-венгерским правительством. Немецкий консул, описывая «ничто иное как друг сербов», сообщил, что Сараево переживает свой собственный день Св. Варфоломея. Погромы и демонстрации прошли не только в Сараево и Загребе, но и других крупных городах Австро-Венгрии, таких как Джяково, Петриня и Славонски-Брод в современной Хорватии; Чаплина, Ливно, Бугойно, Травник, Маглай, Мостар, Зеница, Тузла, Добой, Вареш, Брчко и Шамац в современной Боснии и Герцеговине. Попытки австро-венгерского правительства организовать беспорядки в Далмации не увенчались успехом, так как только небольшое количество людей приняло участие в демонстрациях в Сплите и Дубровнике, а в Шибенике было разграблено несколько магазинов. Австро-венгерские власти в Боснии и Герцеговине арестовали и экстрадировали около 5, 5 тысяч сербов; от 700 до 2, 2 тысяч из них умерли в тюрьме. 460 сербов были приговорены к смерти; в то же время был образован специальный корпус полиции для гонения сербов, состоявший преимущественно из мусульман и известный как «Шутцкорпс». Вследствие этого более 5, 2 тысяч семей были изгнаны из Боснии и Герцеговины. Это было первым гонением на жителей Боснии и Герцеговины из-за их национальности и «зловещим предвестником грядущего».
«Черная рука» (другое название «Единство или смерть»)-южнославянская тайная националистическая организация, имевшая своей целью объединение различных южнославянских народов в одно государство. Основана 22 мая 1911 года и просуществовала до 1917 года. Решение о создании организации было принято 3 марта 1911 года в квартире майора В. Вемича. Идейным руководителем общества стал сотрудник сербского МИДа Б. Раденкович. Председателем был избран начальник белградской жандармерии И. Радивоевич. Секретарем организации стал В. Вемич, а с конца 1913 года-полковник Р. Лазич. В верховную управу входили полковник И. Йованович, майоры В. Танкосич и М. Васич, бывший одновременно секретарем общества «Народная оборона», а также М. Г. Милованович-полковник, помощник начальника штаба сербской армии. Среди членов «Черной руки» был также М. Голубич. Туда же входил возглавивший в 1914 году пограничную службу страны Ч. Попович, брат которого был одним из лидеров Социал-демократической партии Сербии. Лидером «Черной руки» был полковник Драгутин Димитриевич, по кличке «Апис» (Бык), начальник сербской контрразведки (после гибели в 1913 году И. Радивоевича, Апис занял его пост в организации). В возрасте 27 лет он стал главой офицерского заговора, в результате которого в июне 1903 года были убиты сербский король Александр Обренович и его жена Драга. Участники заговора не только не были наказаны, но и стали приближенными нового короля Петра и получили высшие военные должности, в том числе и Димитриевич. С тех пор в сербской политике началась конкуренция между военными националистами, которым король Петр был обязан приходом к власти, и гражданскими органами власти. Формальным поводом к началу противостояния между военными и чиновниками стал принятый по инициативе министра внутренних дел С. Протича указ правительства о «старшинстве гражданских властей в Новой Сербии над военными». Этот указ предполагал первенство гражданских чинов перед военными на всех торжественных церемониях. При отправлении церковной службы по поводу побед в Балканских войнах почетные места у алтаря должны были занимать не офицеры, а чиновники. В итоге, правда, в результате противостояния этот указ был изменен в том плане, что гражданские власти стали иметь приоритет лишь в мероприятиях, имеющих политический характер, а в остальных случаях старшинство представителей гражданских и военных властей стало определяться по их чинам и получаемому довольствию. Удрученный конфликтом король Петр II 24 июня 1914 года ушел из политики, подписал указ о возложении монарших полномочий на своего сына Александра, который стал регентом при отце. К началу 1912 года «Черная рука» стала самостоятельной политической силой с националистической доктриной. Ее лидеры стремились сплотить вокруг своей организации общество для реализации насущных внутригосударственных и внешнеполитических задач в духе национальной политики. С «Черной рукой» были связаны многие государственные деятели королевства и она постепенно начала расставлять своих ставленников на высшие посты. Такая политика неизбежно противопоставляла организацию государственным институтам Сербии и делала конфликт с королевской властью неизбежным. Дмитриевич считается также разработчиком и подготовителем убийства наследника австрийского престола Франца Фердинанда. Однако историк Ю. А. Писарев, исследовавший этот вопрос, сделал вывод не только «о незаинтересованности сербского правительства в военном конфликте с Австро-Венгрией, но и неучастии руководства «Черной руки» в сараевском заговоре». Ссылаясь на дневник входившего в верховную управу «Черной руки» Ч. Поповича, Писарев отмечал, что Апис, узнав от В. Танкосича, что несколько человек хотят отправиться в Боснию и убить эрцгерцога, сказал: «Да пусти их!»-не веря, во-первых, что покушение удастся, и, во-вторых, не подумав, что это может стать поводом для войны. В «Черную руку» входил ряд офицеров сербской армии и некоторые государственные чиновники, которые были разочарованы своим правительством из-за его мягкости по отношению к Австро-Венгрии. Их целью было создание национально-революционных организаций во всех областях, где жили сербы, причем они рассматривали хорватов и словенцев как сербов католического вероисповедания. Эта идея отличалась от более популярной в то время идеи «югославянства», которую распространял, среди прочих, знаменитый сербский этногеограф Йован Цвиич. Он пропагандировал, что три этнические группы-сербы, хорваты и словенцы-это представители одного и того же народа: «югославов». На основе этой идеи и была позже образована Югославия.
По представлениям «Черной руки», эти революционные организации должны были создать объединенное государство южных славян, а Сербии отводилась в этом процессе такая же роль, как Сардинскому королевству во время объединения Италии. «Черная рука» была внешне схожа с организациями более раннего времени, например карбонариями, каморрой и масонами, о чем свидетельствуют ее ритуалы и символика (череп и кости, кинжал, бомба и яд). Свой «устав» «Черная рука» позаимствовала из формулировок нечаевского «Катехизиса революционера». Эта организация стояла в длинном ряду похожих националистических тайных организаций, образованных в XIX веке на Балканах. Одним из ее молодых предшественников была образованная в 1893 году «Внутренняя македонско-одринская революционная организация». У хорватов подобная организация возникла в 1912 году и называлась «Националистическая молодежь». В том же году ей было совершено покушение на австро-венгерского губернатора, к которому многие испытывали неприязнь. В Боснии и Герцеговине, входящей с 1908 года в состав Австро-Венгрии, также была своя националистическая террористическая организация-«Млада Босна», которая сотрудничала с сербской «Черной рукой». К ней принадлежал убийца Франца Фердинанда гимназист Гаврила Принцип. Различие между «Молодой Боснией» и «Черной рукой» состояло в том, что первая придерживалась республиканских и атеистических идей и стремилась объединить балканские народы под эгидой «южнославянства», а в последнюю входили сторонники авторитарного и клерикального мировоззрения, стремящиеся создать великое пансербское государство. Король Сербии Александр I Карагеоргиевич, лично не обязанный, как его отец, военным, и видевший в них постоянных конкурентов своей власти, отдал в марте 1917 года приказ ликвидировать организацию. «Апис» и его приближенные (майор Л. Вулович, Р. Малобабич) были арестованы по обвинению в государственной измене и по приговору военного суда расстреляны в июне 1917 года в пригороде Салоник. «Тем самым кончилась существовавшая со времени майского переворота 1903 года конкуренция между военными и гражданской властью». Поводом стало покушение на Александра в начале сентября 1916 года во время инспекционной поездки на Салоникский фронт, в результате которого никто не пострадал. Драгутин Дмитриевич до сих пор является одной из самых спорных и неоднозначных личностей в сербской истории. Одни считают его великим сербским патриотом, другие-заговорщиком, убийцей и террористом. Членом «Черной руки» некоторое время был Мустафа Голубич.
Июльский кризис-дипломатическое столкновение крупнейших европейских держав летом 1914 года на фоне Сараевского убийства, приведшее к Первой мировой войне. 28 июня 1914 года член сербской националистической группировки «Млада Босна» Гаврила Принцип застрелил австрийского эрцгерцога, наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда и его супругу, которые совершали визит в Боснию, присоединенную к Австро-Венгрии в 1908 году. Австро-венгерское правительство предъявило Сербии ультиматум с требованием наказать виновных и допустить своих представителей к расследованию. Дипломатической целью Австро-Венгрии являлось ослабление Сербии как альтернативной силы на Балканах (прежде всего-в Боснии, где сербы составляли этническое большинство) и в южных районах самой габсбургской империи-Крайне. Предполагалось, что Австро-Венгрия достигнет своих целей при помощи дипломатии или локальной войны в случае отклонения данного ультиматума, условия которого были выдержаны в достаточно резких тонах. В конечном итоге, цепь событий привела к тому, что всего в течение недели в состоянии войны друг с другом оказались восемь европейских держав-Сербия, Австро-Венгрия, Россия, Германия, Люксембург, Франция, Бельгия, Великобритания-это привело к дальнейшей цепной реакции и разрастанию военного конфликта, позже ставшего известным как Первая мировая война. В начале XX века в Австро-Венгрии активизировалось национальное движение славянских народов, вдохновителем которого на Балканах было независимое Королевство Сербия. Идея объединения южных славян вокруг Сербии оказывала значительное влияние и на славян Австро-Венгрии. У отдельных последователей эта идея формировала радикальные взгляды, в результате чего они стали на путь террора. Сербские националисты расценили появление австрийского престолонаследника на Балканах как образ врага всех южных славян. Сразу после убийства следствие определило, что все террористы были подданными Габсбургской империи и перед покушением на Франца Фердинанда успели получить оружие из Сербии. Австрийские следователи ошибочно установили, что инициатором акции стала сербская националистическая организация «Народная защита»; на самом же деле контроль над операцией осуществлял глава сербской разведки Драгутин Димитриевич. Поскольку террористы признались, что пересечь границу им помогли сербские пограничники, у австрийцев появились веские причины обвинить Сербию в терроризме. Часть австро-венгерских политиков и военных считала, эту проблему необходимо было решать силовым путем, ведь сербские власти, по их мнению, делали все для того, чтобы подорвать положение монархии на Балканском полуострове. Австро-венгерские политические круги волновало то влияние, которое Сербия не могла не произвести на славян, проживавших в империи. Любые попытки сербов к малейшему национальному сепаратизму расценивались имперской властью как прямая угроза существованию Австро-Венгерского государства. Убийство эрцгерцога стало для Австрии оправданием агрессивных действий против Сербии, которые могли бы ликвидировать такую угрозу. Кроме того, монархия больше не могла противодействовать Сербии в занятии значительных территорий вследствие Балканских войн.
Руководителем штаба бароном Францем Конрадом фон Гетцендорфом было принято решение-немедленно объявить мобилизацию и таким образом заставить сербское правительство осуществлять усиленный контроль над террористическими группировками в целях приостановления подобных антиавстрийских действий. Против такого решения проблемы существовал аргумент-угроза военного выступления против сербов могла вызвать вспышку национализма в Чехии и привести к революции. Успех любой акции против Сербии зависел от того, выступит ли в поддержку Сербии Российская империя. Правительство Австро-Венгрии опасалось этого, однако еще со времен Боснийского кризиса надеялось на поддержку Германии. Вскоре министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Берхтольд и Конрад фон Гетцендорф решили просить Германию о поддержке. Кайзер заверил австрийцев, что Австрия может рассчитывать на полную поддержку Германии, даже в случае вмешательства России. На заседании Совета министров Австро-Венгрии 7 июля премьер-министр Венгрии граф Иштван Тиса заявил, что решено выступать против Сербии. 14 июля правительство Австрии согласилось с венгерским проектом ультиматума, а 19 июля был окончательно утвержден его текст. Ультиматум должен был быть вручен сербскому правительству 23 июля. Согласно этому документу, Сербия должна согласиться на ряд фактически неприемлемых для государства условий:
Запретить издания, пропагандирующие ненависть к Австро-Венгрии и нарушение ее территориальной целостности
Закрыть общество «Народная Оборона» и все другие союзы и организации, ведущие пропаганду против Австро-Венгрии
Исключить анти-австрийскую пропаганду из народного образования
Уволить с военной и государственной службы всех офицеров и чиновников, занимающихся антиавстрийской пропагандой
Сотрудничать с австрийскими властями в подавлении движения, направленного против целостности Австро-Венгрии
Провести расследование против каждого из участников сараевского убийства с участием в расследовании австрийского правительства
Арестовать майора Воислава Танкосича и Милана Цигановича, причастных к сараевскому убийству
Принять эффективные меры к предотвращению контрабанды оружия и взрывчатки в Австрию, арестовать пограничников, помогавших убийцам пересечь границу
Дать объяснения насчет враждебных к Австро-Венгрии высказываний сербских чиновников в период после убийства
Без замедления информировать австрийское правительство о мерах, принятых согласно предыдущим пунктам.
Австрия считала, что именно этот момент для начала войны является наиболее благоприятным даже в случае вмешательства России, ввиду того, что последняя еще не была готова к войне. В этом случае ожидание в несколько лет оказывалось угрожающим, ведь Российская империя могла за это время усилить свою мощь. Германия неоднократно заявляла о своих намерениях поддержать австрийцев, но надеялась на страх российских чиновников.
В течение трех недель после убийства Франца Фердинанда не было никаких признаков, которые указывали бы на международный кризис; командующий сербской армией в это время отдыхал на австрийском курорте. Австро-Венгрия же задерживала отправку ультиматума Сербии, поскольку хотела дать больше времени на заготовку продовольствия перед тем, как хозяйство империи понесет потери. До 23 июля с рабочим визитом в Санкт-Петербурге с целью дипломатических переговоров находился французский президент Раймон Пуанкаре. Хотя глава министерства иностранных дел России Сергей Сазонов был в отпуске, российское правительство уже знало, что Австрия готовит военную интервенцию против Сербии. Когда 20 июля Пуанкаре приехал в Россию, как немцы, так и австрийцы обеспокоились тем фактом, что на решение российского правительства мог влиять настроенный против Германии Николай II и посол Франции. Хотя ничего конкретного на переговорах решено не было, визит свидетельствовал о незыблемости прежнего союза между Францией и Россией. 23 июля, в 18 часов, посол Австро-Венгрии вручил ультиматум министру иностранных дел Сербии. На ответ отводилось 48 часов. Российский министр Сазонов заявил, что это стало началом европейской войны. Для Сербии же ультиматум стал серьезной неожиданностью. Государство было ослаблено двумя войнами и переживало внутриполитический кризис; сербское правительство пыталось тянуть время в надежде на возможность посредничества итальянского короля, дяди принца-регента Александра. Однако австрийцы довольно жестко ограничили время на размышления и решать необходимо было срочно. Королевское правительство Сербии в своем ответе Императорско-королевскому правительству Австро-Венгрии написало, в частности, следующее. Королевское правительство обязуется далее:
1. Во время ближайшего очередного заседания Скупщины воплотить в законы о печати статью, сурово наказывающую подстрекательство к ненависти к Австро-Венгерской монархии, а также любую публикацию, общая тенденция которой направлена против территориальной целостности Австро-Венгрии. Оно обязуется пересмотреть конституцию, чтобы внести поправки к XXII статье Конституции, которая разрешает конфискацию таких изданий, что в настоящее время невозможно в соответствии с четким определением XII статьи Конституции.
2. Правительство не обладает доказательствами-и сведения Императорско-королевского правительства их тоже не содержат-что общество «Народна Одбрана» и другие подобные общества совершили, к настоящему времени, какие-либо преступления руками одного из своих членов. Несмотря на это, Королевское правительство подчиняется требованию Императорско-королевского правительства и распустит общество «Народна Одбрана» и любое другое общество, которое действовало бы против Австро-Венгрии.
3. Королевское правительство Сербии обязуется незамедлительно исключить из народного просвещения в Сербии все то, что служит или могло бы служить пропагандой против Австрии-Венгрии, при условии, что Императорско-королевское правительство даст фактические доказательства этой пропаганды.
4. Королевское правительство также готово уволить из военной службы и из администрации офицеров и чиновников, в отношении которых судебное следствие докажет, что они были виновны в действиях против территориальной целостности Австро-Венгерской монархии, и оно ожидает, что Императорско-королевское правительство сообщит имена этих офицеров и чиновников и факты, с которыми будут предъявлены обвинения.
5. Королевское правительство признает, что ему не ясны смысл и объем требования Императорско-королевского правительства, по которому сербское королевское правительство обязано принять на сербской территории сотрудничество органов Императорско-королевского правительства, но оно заявляет, что оно готово принять любое сотрудничество, которое не противоречит нормам международного и уголовного права, а также дружественных и добрососедских отношений.
6. Королевское правительство, разумеется, считает своим долгом начать расследование в отношении всех лиц, участвовавших в заговоре 15/28 июня и оказавшихся на территории Королевства. Что же касается сотрудничества в этом расследовании специально посланных должностных лиц Императорско-королевского правительства, то Королевское правительство не может этого принять, так как это является нарушением Конституции и уголовно-процессуального законодательства. Тем не менее, в некоторых случаях результаты расследования могут быть переданы австро-венгерским органам.
7. Королевское правительство приказало приступить с самого вечера передачи ноты к аресту майора Воислава Танкосича. Однако, что касается насколько Милана Цыгановича, который является подданным Австро-Венгерской монархии, и который работал до 15/28 июня в Железнодорожном управлении, до сих пор невозможно установить его местонахождение, хотя был выписан ордер. Императорско-королевскому правительству направлена просьба сообщить как можно скорее, с целью проведения расследования, существующие основания для подозрений и доказательства вины, полученные в ходе расследования в Сараево.
8. Правительство Сербии усилит меры против контрабанды оружия и взрывчатых веществ. Разумеется, оно поручит провести расследование и накажет должностных лиц пограничной службы на линии Шабац-Лозница, нарушивших свои обязанности и пропустивших через границу участников преступления в Сараево.
9. Королевское правительство готово дать объяснения о высказываниях, которые его должностные лица в Сербии и за рубежом сделали в интервью после покушения, и которые, по утверждению Императорско-королевского правительства, враждебны к монархии. Как только Императорско-королевское правительство укажет, где эти выражения были сделаны, и докажет, что эти высказывания были действительно сделаны указанными чиновниками, Королевское правительство само позаботится о дальнейшем сборе доказательств.
10. Королевское правительство будет уведомлять Императорско-королевское правительство, если это не было уже сделано в данной ноте, об исполнении вышеуказанных мер.
Таким образом, Сербия приняла все условия ультиматума, за исключением шестого пункта-об участии австрийцев в расследовании убийства Франца-Фердинанда, поскольку оно затрагивало суверенитет страны. Этого было достаточно для усиления ультиматума: если сербы не принимают абсолютно всех его пунктов, это становится поводом к полному разрыву дипломатических отношений. Отрицательный сербский ответ 25 июля был расценен австрийцами, как неудовлетворительный. Некоторые правительства посчитали, что Сербия так решительно отвергла требования из-за поддержки, которую к тому времени ей уже могла предложить Россия. Однако регент Сербии отправил персональное обращение к российскому императору лишь 24 июля. В нем он жаловался на то, что австрийские требования унизительные, а времени для их принятия было слишком мало. Ответ России стал предсказуемым и однозначным: Австрия была обвинена в умышленной провокации войны, а сербов заверили в частичной мобилизации русских войск.
В течение всего кризиса австрийское и немецкое правительства опасались того, что австрийские требования к Сербии спровоцируют вступление в войну России, что в свою очередь могло привести к европейской войне, однако они верили, что решительные действия Австрии, которую поддержит Германия, сделают это маловероятным. Посол Австро-Венгрии во Франции граф Николаус Сечен фон Темерин сообщал в Вену: «Радикальная уступчивость Сербии, которая считается здесь недопустимой, произвела сильное впечатление. Наша позиция вызывает мнение, что мы хотим войны любой ценой». 26 июля Австро-Венгрия начала частичную мобилизацию. Немецкое правительство настаивало на том, чтобы военные действия Австрии против Сербии начались срочно, поскольку любое затягивание начала операций рассматривалось как большая опасность из-за риска вмешательства других государств. На следующий день руководитель генерального штаба Австро-Венгрии генерал Конрад фон Гетцендорф был вынужден признать, что мобилизационные планы не позволяют атаковать Сербию ранее 12 августа. Однако решение о начале войны уже было принято, тем более что ответ сербов на австрийскую ноту от 23 июля австрийцев не удовлетворял. 27 июля австрийская дипломатическая миссия покинула Белград. 28 июля Австро-Венгерская империя объявила войну Сербии, поводом к чему стал слух об атаке австро-венгерского подразделения на границе Боснии сербскими войсками. За день до истечения срока австрийского ультиматума Сербии, 24 июля Совет министров Российской империи определил: «II. Одобрить предположение министра иностранных дел посоветовать сербскому правительству на случай, если положение Сербии таково, что она собственными силами не может защищаться против возможного вооруженного наступления Австро-Венгрии, не противодействовать вооруженному вторжению на сербскую территорию, если таковое вторжение последует, и заявить, что Сербия уступает силе и вручает свою судьбу решению великих держав. III. Предоставить военному и морскому министрам, по принадлежности, испросить Высочайшее Вашего Императорского Величества соизволение на объявление в зависимости от хода дел мобилизации четырех военных округов-Киевского, Одесского, Московского и Казанского, Балтийского и Черноморского флотов». Император Николай II на следующий день дал согласие на предположения Совета министров. 25 июля состоялось заседание Совета министров под председательством Николая II в Красном Селе, где происходили военные маневры, в малом летнем дворце великого князя Николая Николаевича. На нем было принято решение о вмешательстве в австро-сербский конфликт и привести русскую армию в боевую готовность, «пока не объявлять частичную мобилизацию, но принять все подготовительные меры для скорейшего ее (частичной мобилизации) осуществления в случае надобности», все это сделало первый шаг ко всеобщей большой войне. Несмотря на то, что у России не было никакого союза с Сербией, Совет министров дал согласие на тайную частичную мобилизацию свыше миллиона человек русской армии, а также Балтийского и Черноморского флотов. Было введено в действие «Положение о подготовительном к войне периоде», предполагавшее проведение обширных мобилизационных мероприятий без формального объявления мобилизации. Первым днем «подготовительного к войне периода» на всей территории Европейской России было объявлено 26 июля. Все это было сделано еще до отклонения сербами ультиматума и до объявления войны Австрией 28 июля, и конечно до любых иных военных мер предпринятых затем Германией. Как дипломатический ход это имело свою определенную ограниченную ценность, поскольку Россия не обнародовала эту мобилизацию вплоть до 29 июля. В это время в Австро-Венгрии и Германии появились основания считать, что Франция не слишком уверенно поддерживает Россию, так как французское правительство действовало нерешительно. Однако французский посол в Петербурге Морис Палеолог уверял русских, что Франция готова выполнить обязательства союзника. 27 июля министры обеих сторон выразили надежду, что в случае начала войны российское командование срочно развернет военные действия в Восточной Пруссии. После объявления Австро-Венгрией войны Сербии 28 июля ситуация ухудшилась. Немецкое правительство теперь прямо угрожало Франции, заявляя о необходимости введения «состояния угрозы войны», что означало подготовку к мобилизации. 29 июля утром российский император в Петергофе одновременно подписал два альтернативных указа: один о частичной, а другой-о всеобщей мобилизации. Он поручил начальнику Генерального штаба генералу Янушкевичу посоветоваться с министром иностранных дел Сазоновым и «опубликовать тот указ, который сочтет необходимым Сазонов». Состоялось заседание Совета министров, с участием генерала Янушкевича, на котором Янушкевич сообщил решение императора объявить на следующий день частичную мобилизацию. Однако Янушкевич сказал, что если через день после объявления частичной будет произведена общая мобилизация, «графики перевозок воинских поездов и…развертывание войск будут безнадежно перепутаны и мобилизация опоздает на 10 дней». В результате Совет министров решил отложить издание указа о частичной мобилизации и «выждать дальнейшее развертывание событий». вечером состоялось совещание в кабинете генерала Янушкевича с участием Сазонова и военного министра Сухомлинова, которое пришло к заключению, что «ввиду малого вероятия избежать войны с Германией, необходимо своевременно всячески подготовиться к таковой, а потому нельзя рисковать задержать общую мобилизацию впоследствии путем выполнения ныне мобилизации частичной». Заключение совещания о необходимости общей мобилизации было тут же доложено по телефону императору, который выразил согласие на отдачу соответствующих распоряжений. Начальник мобилизационного отдела Генерального штаба генерал Добророльский по приказу Янушкевича собрал подписи военного министра, морского министра и министра внутренних дел, после чего прямо на Центральный телеграф, чтобы отправить телеграмму о всеобщей мобилизации. Но в последний момент ему позвонил Янушкевич и приказал не отправлять телеграмму о всеобщей мобилизации, так как по распоряжению императора всеобщая мобилизация должна быть отложена, и вместо нее должна быть выполнена частичная мобилизация. Вечером 29 июля канцлер Германии Теобальд Бетман-Гольвег телеграфировал Сазонову о том, что дальнейшие действия по мобилизации России заставят Германию начать мобилизацию в ответ, и тогда европейской войны вряд ли можно будет избежать. Кайзер Вильгельм II также направил телеграмму довольно мирного характера Николаю II, заявив о том, что он, нажимая на австрийцев, прикладывает последние усилия для предупреждения войны и надеется на понимание России. Именно с этой телеграммой Вильгельма были связаны колебания Николая II. Но Сухомлинов и Янушкевич опасались, что Германия может провести мобилизацию раньше России, и поэтому они решили вновь убедить императора через Сазонова в необходимости объявления всеобщей мобилизации. Днем 30 июля Сазонов явился к императору в Петергоф. Сазонов сказал императору, что теперь «войны не избежать, так как она давно решена в Вене, и что в Берлине, откуда можно было ожидать слова вразумления, его произнести не хотят, требуя от нас капитуляции перед Центральными державами, которую Россия никогда не простила бы государю и которая покрыла бы срамом доброе имя русского народа»…Николай II, помолчав, воскликнул: «Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?» После долгого «невыносимого нравственного напряжения» император наконец сказал Сазонову: «Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ждать нападения. Передайте начальнику Генерального штаба мое приказание о всеобщей мобилизации». Генерал Добророльский составил новую мобилизационную телеграмму, указав первым днем всеобщей мобилизации 31 июля. Вечером 30 июля Добророльский разослал эту телеграмму. 30 июля Вильгельм II заявил, что для того, чтобы сербы выполнили свое обещание, австрийцам необходимо оккупировать Белград. Немецкий начальник генштаба Хельмут фон Мольтке также склонял австрийского генерала Конрада фон Гетцендорфа к проведению немедленной мобилизации. Однако австрийское правительство уже объявило, что не намерено захватывать навсегда любые сербские территории. После объявления Россией мобилизации в европейских газетах распространилась мысль, что Германия также мобилизует войска. Основания для такой информации были, поскольку теперь немцам больше не нужно было затягивать время. 31 июля было опубликовано распоряжение о том, что наступила угроза войны, а в сторону России в ультимативной форме направлялись прямые угрозы: «Несмотря на переговоры о сотрудничестве, которые до сих пор ведутся, мы и сами еще не приняли никаких мер по мобилизации. Россия объявляет мобилизацию армии и флота против нас. Меры, которые она предприняла, заставили нас ради безопасности Европы объявить «угрозу войны», однако это еще не означает мобилизацию. Но она может состояться, если Россия не приостановит все приготовления к войне против Австро-Венгрии в течение 12 часов». Это заявление свидетельствовало о том, что июльский кризис вступил в новую стадию. Австрийское правительство надеялось, что жесткие меры против Сербии и заявления Германии о поддержке сдержат Россию. Россия же, в свою очередь, надеялась на то, что демонстрация своей силы против Австрии позволит ее контролировать и сдерживать Германию. Германия теперь считала, что военные действия против Сербии необходимо остановить, ведь немецкая мобилизация может предотвратить выступления русских против Австрии. Днем 1 августа Николай II телеграфировал Вильгельму: «Понимаю, что ты должен мобилизовать свои войска, но я желаю иметь с твоей стороны такие же гарантии, какие я дал тебе, т. е. что эти военные приготовления не означают войны и что мы будем продолжать переговоры…Наша долго испытанная дружба должна с Божией помощью предотвратить кровопролитие. С нетерпением и надеждой жду твоего ответа. Ники». Но в 7 часов вечера по санкт-петербургскому времени германский посол граф Пурталес явился к Сазонову и трижды спросил его, может ли он дать заверение о прекращении враждебных приготовлений против Австрии и Германии. После троекратного отрицательного ответа Сазонова он вручил Сазонову ноту с объявлением войны. Пурталес при этом расплакался и по ошибке вручил два варианта ноты, не очень отличающиеся друг от друга. По этому поводу Уинстон Черчилль писал жене: «Вот и все. Германия оборвала последние надежды на мир, объявив войну России. Немецкая декларация о войне против Франции ожидается с секунды на секунду…Мир сошел с ума, мы должны бороться за себя и за наших друзей». 1 августа в 16 часов 23 мин. в министерстве иностранных дел Германии была получена телеграмма из Лондона от германского посла Лихновского. Она сообщала, что Грей осведомил Лихновского через своего личного секретаря Тирелля, что «он надеется в результате заседания кабинета, происходящего сейчас, получить возможность сделать заявления, которые имели бы целью предотвратить великую катастрофу». «Судя по намекам сэра Уилльяма Тирелля-писал Лихновский-под этим, по-видимому имелось в виду, что в случае, если мы не нападаем на Францию, Англия также останется нейтральной и гарантирует пассивность Франции…Только что сэр Эдуард Грей вызвал меня к телефону и спросил меня, считаю ли я возможным дать ему заверения, что в случае если Франция останется нейтральной в русско-германской войне, мы не нападем на Францию». Вскоре после того, как Лихновский отправил эту телеграмму из Лондона, Тиррель вторично явился в германское посольство с новым заявлением Грея. «Сэр Эдуард желает сделать мне сегодня к вечеру предложение о нейтралитете Англии даже в том случае, если мы будем иметь войну с Францией и Россией»-телеграфировал в Берлин после разговора с Тиреллем Лихновский. В ходе разговора между Греем и Лихновским, состоявшегося в тот же день около 17 часов, Грей не сделал каких-либо конкретных предложений. Он вновь заявил, что британское правительство недовольно позицией Германии относительно нейтралитета Бельгии и это «действительно влияет на общественные настроения в стране». На прямой вопрос посла, может ли он дать гарантию нейтралитета Англии при условии, что Германия сохранит нейтралитет Бельгии, Грей отвечать отказался. Он также намекнул на возможность для Германии ограничиться войной с Россией, не затрагивая при этом Францию. Лихновский сообщил в Берлин: «Грей также задал мне вопрос, возможно ли, что в случае войны с Россией мы с Францией останемся взаимно вооружены, не нападая друг на друга. Я спросил, может ли он мне гарантировать, что Франция согласится на такой пакт. Поскольку мы не хотим ни уничтожать Францию, ни захватывать части ее территории, я мог полагать, что мы пойдем на подобное соглашение, что обеспечит для нас нейтралитет Великобритании. Министр сказал, что выяснит это, и не преминул признать трудности удержания военных с обеих сторон в бездействии». Сообщение Лихновского едва не привело к отмене выполнения плана Шлиффена, связанного с нападением на Францию через Бельгию и Люксембург. Вильгельм II послал приказ отменить уже начинавшееся вторжение в Люксембург и потребовал от начальника генерального штаба Мольтке Младшего направить все войска против России. Мольтке настаивал на том, что невозможно отступить от разработанных планов железнодорожных перевозок войск при их развертывании. В итоге Вильгельм II направил личную телеграмму британскому королю Георгу V, в которой писал, что по «техническим причинам» мобилизацию уже нельзя остановить, но, что, «если Франция предложит мне нейтралитет, который должен быть гарантирован мощью английского флота и армии, я, разумеется, воздержусь от военных действий против Франции и использую мои войска в другом месте. Я надеюсь, что Франция не станет нервничать». Поздно вечером в Берлин пришли две телеграммы: одна-от короля Георга V о том, что «произошло недоразумение» и Лихновский неправильно понял Грея, вторая-от самого Лихновского о том, что Грей так и не сделал никакого положительного предложения. Вильгельм II сообщил об этом Мольтке и началось выполнение плана Шлиффена. После начала войны и развертывания германской армии против войск Антанты на Западном фронте Люксембург оказался перевалочным пунктом для 4-й немецкой армии. Одна из железных дорог из Рейнской области во Францию проходила через Труавьерж, на севере Люксембурга. Использование этой железнодорожной станции немецкими войсками 1 августа 1914 г. стало первым нарушением нейтралитета Люксембурга. Премьер-министр Эйшен протестовал, однако не смог предотвратить вторжение немецкой армии. 2 августа началось полномасштабное вторжение: немецкие войска двигались через юго-восточную часть страны, пересекая реку Мозель в Ремихе и Вассербиллиге, в направлении столицы-Люксембурга. Десятки тысяч немецких солдат вступили на территорию Люксембурга в эти двадцать четыре часа. Великая княгиня Мария Аделаида приказала армии Великого княжества, которая состояла из 400 военнослужащих не оказывать сопротивления немецким войскам. Во второй половине дня 2 августа Мария Аделаида и премьер-министр Эйшен встретились с немецким генералом Рихардом Карлом фон Тессмаром на мосту Адольфа в столице. Немецкое военное присутствие было воспринято руководством княжества как неизбежность. 2 августа 1914 года канцлер Германии Теобальд фон Бетман-Гольвег заявил, что оккупация Люксембурга оправдана с военной точки зрения, поскольку Франция намеревалась вторгнуться в Люксембург ранее. Французская сторона заявила, что этот аргумент не является оправданием нарушения нейтралитета Великого Герцогства. Бетман-Гольвег также выразил сожаление в связи с оккупацией Люксембурга, предлагая компенсации за потери в связи с присутствием немецких войск. 4 августа Бетман-Гольвег заявил в Рейхстаге: «Мы были вынуждены игнорировать протесты правительств Люксембурга и Бельгии. Мы должны исправить эту несправедливость, как только наши военные цели будут достигнуты». 24 июля британское правительство начало проявлять глубокую обеспокоенность по поводу сложившейся ситуации. Перед этим граф Менсдорф, посол Австро-Венгрии в Лондоне, лично сообщил министру иностранных дел Великобритании Эдварду Грею о намерениях Австрии требовать от Сербии выполнения ультиматума в лимитированный срок. Грей так оценил этот шаг австрийского правительства: «Возможные последствия этой ситуации могут быть ужасными. Если четыре больших государства Европы-Австрия, Франция, Россия и Германия-будут втянуты в войну, это повлечет за собой расход таких колоссальных денежных сумм и создаст такие преграды для торговли, состоится абсолютное разрушение европейских финансовых систем и промышленности. В крупных промышленных государствах положение будет хуже, чем в 1848 году, и трудно представить победителей в этой войне; многое будет полностью разрушенным». 25 июля Эдуард Грей заявил, что Великобритания, Германия, Франция и Италия, которые, в отличие от Австрии, не имели прямых претензий к Сербии, должны действовать за сохранение мира. 26 июля он предложил созвать конференцию с целью решения дальнейших миротворческих действий, однако уже скоро понял, что войну между Австрией и Сербией не удастся локализовать. 27 июля Грей впервые поставил вопрос о вступлении Великобритании в войну в случае начала военных действий Германии против Франции. Хотя среди членов кабинета министров возникла значительная оппозиция к идее вступления Британии в войну, было принято решение о боевой готовности британского флота, который в то время как раз находился на маневрах. 27 июля германский посол в Лондоне передал рейхсканцлеру Теобальд Бетман-Гольвегу телеграмму Грея, в котором министр иностранных дел просил немцев нажать на Австрию с целью принятия сербского ответа на ультиматум. Британцы надеялись, что будущее англо-германских отношений напрямую зависит от совместных миротворческих действий. Грей заявил, что он сделал все для того, чтобы заставить Россию проявить выдержку. Между 28 и 31 июля события развивались очень стремительно. Грей еще имел определенные надежды на успешное посредничество, однако скоро понял, что австрийцы сербам ничем не уступят. Инициатива дипломата потерпела крах, и места для политических маневров Британии не осталось. Изменились проблемы, стоящие перед британским правительством: теперь он, с одной стороны, оказался перед растущим давлением со стороны Франции и России, которые требовали поддержать их; а с другой, Германия желала британского нейтралитета. Еще 25 июля британский посол в Петербурге Джордж Бьюкенен сообщил Сазонову, что при поддержке Британией Франции и России войны не будет. Позже он заявлял французам, что в случае вступления в войну Германии и Франции Британия, которая осуществила все меры предосторожности, не будет стоять в стороне. Однако во время переговоров с Германией, когда Бэтман-Гольвег предложил Британии нейтралитет, Грей начал сомневаться и, отказываясь от сделки, объяснял это необходимостью сохранения свободы действий в условиях кризиса. Долгое время британцы боялись, что их активная поддержка Франции и России сделает правительство последней более непримиримым и заставит отказаться от переговоров. 29 июля кабинет министров признавал, что дальше оставаться в стороне нельзя. 1 августа Эдвард Грей, который так и не получил согласия кабинета министров на выступление Британии на стороне Франции и России, еще верил, что можно возобновить прямые переговоры между Россией и Австрией, поскольку шанс ненападения Германии на Францию еще существовал. Европейское сообщество ошибочно считало, что он сделает предложение о британском нейтралитете даже в случае войны России и Франции с Германией. Уже ночью британский посол в Париже получил телеграмму Грея:
Я думаю, французское правительство не будет против нашего нейтралитета до тех пор, пока армия будет оставаться на границах в состоянии обороны.
В 15 часов 40 минут Франция объявила всеобщую мобилизацию. Военный министр Франции выразил надежду, что Британия их поддержит. Следующим утром, 2 августа, Грей раздал указания не проводить преждевременно никаких действий, однако сомнения британцев уже были развеяны, ведь Германия и Россия вступили в войну. 4 августа Великобритания официально объявила войну Германии. План войны на два фронта генерала Шлиффена, выдвинутый немцами еще в 1905 году, основывался на том, что любая война с Россией будет сопровождаться войной с ее союзником-Францией. Кампания должна была начаться решительной атакой на Западе, для чего необходимо было прохождение немецких войск через Бельгию. Бельгийский нейтралитет гарантировался международным договоренностям со стороны Франции и Пруссии 1839 и 1870 годов. Кроме того, Британия объявила, что берет на себя ответственность бельгийского гаранта. В последние годы перед войной правительство Бельгии стояло в стороне от европейских союзов и постоянно подчеркивало свою нейтральную позицию, не обращаясь за поддержкой ни к одной из стран. Тем не менее, в июле бельгийцы сообщили Британии, что они намерены организовать посильное сопротивление при нарушении нейтралитета и территориальной целостности государства. 29 июля Германия потребовала от бельгийцев разрешения на пересечение границы в обмен на сохранение суверенитета и целостности территории Бельгии. Прежде чем немецкая нота пришла в Бельгию, Эдвард Грей спросил чиновников Франции и Германии, готовы ли они уважать бельгийский нейтралитет до тех пор, пока определенная сторона не нарушит его. Французы сразу же ответили утвердительно, а немцы задержали ответ. Грей доложил об этом бельгийскому правительству, однако последнее не видело причин для проверки намерений других государств относительно себя и заявило о хороших отношениях с соседями. Вопрос о нейтралитете был важен для британцев, однако не настолько, чтобы сразу же решиться на поддержку Франции. По словам Черчилля, «если Германия вторгнется лишь на небольшую территорию Бельгии, бельгийское правительство заявит протест и подчинится».
По мнению британских консерваторов, Великобритания не могла участвовать в большой войне, поскольку это означало бы отказ от независимости во внешней политике. Французская сторона по возвращении из Петербурга, наоборот, надеялась на немедленную действенную поддержку Британии, потому что еще в 1912 году Грей и французский посол согласились на сотрудничество в случае опасности в Европе. До 30 июля французские войска уже были подтянуты к немецкой границе на расстояние 10 км. Через 48 часов свобода действий французов была ограничена провозглашением Германией войны России. Условия союза с Россией обязывали Францию также вступить в войну, но правительство плохо понимало, что это повлечет за собой немедленное нападение Германии. Правительство Франции постоянно подчеркивало, что единственным средством предотвращения войны является заявление Британии о поддержке. 1 августа Пуанкаре в Лондоне вручил королю Георгу V личное письмо, в котором писал: «Я верю, что последняя возможность мирного разрешения конфликта зависит теперь от Британии, Франции и России, которым на данный момент необходимо проявить единство в их дипломатических действиях, тогда можно закономерно рассчитывать на сохранение мира». В своем ответе король уклонялся еще больше, чем британское правительство. На это время французы надеялись уже не только на моральную поддержку, но и на совместные действия флота и армии, однако позиция Британии по-прежнему была нечеткой. Только когда Германия оккупировала Люксембург и поступили известия о нарушении французской границы, британский кабинет министров подтвердил свои обязанности по Франции и принял решение о ее защите на море в случае входа немецкого флота в Ла-Манш или военных операций против французов через Северное море. Кабинет министров Великобритании заявил, что нарушение нейтралитета Бельгии является поводом к войне, но о высадке британцами сухопутных сил на континенте речь еще не шла. Давление французской дипломатии в этом направлении в условиях мобилизации российских и французских сил долгое время не приводило к ожидаемым последствиям. В течение 2 и 3 августа в Европе распространились слухи о военных действиях на Западе. И французское, и немецкое правительства взаимно обвиняли друг друга. Зафиксированы были случаи пересечения границы патрулями с обеих сторон, а в прессе публиковались донесения, которые после проверки оказывались фальсификациями (например, о бомбардировке французским аэропланом Нюрнберга или сознательное заражение холерой). 1 августа немцы подали декларацию о том, что Франция должна оставаться нейтральной в войне с Россией, однако приказали своему послу в Париже пока не передавать ее. Возникли разногласия по поводу того, как именно передать Франции объявления о войне. Мольтке и государственный секретарь флота Альфред фон Тирпиц вообще не видели в этом необходимости, ведь надеялись, что Франция первой начнет боевые действия. Французская и немецкая декларации вышли через несколько часов одна за другой, однако в отличие от Франции, которая могла ждать, немцы для успешной реализации плана Шлиффена должны были торопиться. Вечером 2 августа Бельгии был предоставлен ультиматум со сроком в сутки. Он был решительно отвергнут бельгийским правительством и королем как и заявление о том, что для королевства якобы существует определенная французская угроза. В ответ сразу же были отданы приказы о наступлении немецких войск на Бельгию. С тех пор как для Германии, так и для Франции важным было объяснить своим народам политику войны и обосновать необходимость ее ведения нейтральным государствам, которых они надеялись втянуть в конфликт. Немцы, подчеркивая, что русские первыми объявили о мобилизации, пытались переложить на Россию часть вины, хотя именно они провозгласили войну официально. Выступление против Франции ослабило их позиции, а передача декларации о войне вместе с вторжением в Бельгию сделали дальнейшее обращение Германии к Британии невозможным. После официального выражения позиции Британии Грей 3 августа телеграфировал в Берлин, настаивая на необходимости сохранения бельгийского нейтралитета. В этот же день Германия официально объявила войну Франции. 6 августа британский кабинет наконец согласился отправить во Францию Британские экспедиционные силы. Италия была единственной из влиятельных стран, что сохраняла в период кризиса определенную самостоятельность действий. Министр иностранных дел Италии маркиз ди Сан Джулиано наблюдал за происходящим с волнением, однако с намерением действовать исключительно в национальных интересах. Формально Италия находилась в союзе с Германией и Австро-Венгрией, который был восстановлен в 1912 году. На самом же деле итальянско-австрийские отношения были натянутыми из-за национальных интересов итальянцев в империи, а также стремления к возвращению Триеста, Южного Тироля и претензий на далматинское побережье. Кроме того, между правительствами обоих государств постоянно возникали конфликты из-за вновь созданного Албанского княжества, на территории которого сходились их стратегические планы.
Итальянское правительство было обеспокоено неопределенным характером австрийских действий против Сербии. Некоторые компенсации Италии могло предоставить то, что Австро-Венгрия потребовала итальянской поддержки. 9 июля на переговорах с германским послом итальянской стороне дали понять, что без серьезной военной поддержки Австрии на территориальные уступки надеяться не стоит. Италия до последнего отказывалась принимать на себя подобные обязательства из-за того, что это не имело для нее смысла и надеялась избежать войны, хотя это не мешало ей видеть и дальше своими союзниками Австро-Венгрию и Германию (планы кооперации и совместных военных действий на обоих фронтах и на море все же разрабатывались). Итальянцы были уверены, что со вступлением в войну Британии побережья Италии будут атакованы, а торговля разрушена; наряду с этим сильно было анти-австрийское общественное мнение. После долгих раздумий 2 августа итальянское правительство незначительным большинством голосов приняло решение оставаться нейтральным. Сан Джулиано надеялся, что впоследствии он сможет проводить нейтральную политику, формально не выходя из состава Тройственного союза, однако подобные попытки Австро-Венгрия расценила как шантаж. Во время кризиса Франция и Великобритания воздерживались от любого давления на Италию, хотя британцы и желали объединения с итальянцами при первой же возможности посредничества. Итальянскую декларацию о нейтралитете Великобритания восприняла с облегчением; оба государства надеялись, что Италия сможет еще больше отдалиться от Германии с Австрией. В первые месяцы войны дипломатические усилия великих держав были направлены на получение поддержки Италии так же, как и других неприсоединившихся стран (нейтральной с 3 августа Румынии, Греции и Болгарии). Австрийская декларация о войне от 6 августа стала просчетом для империи, поскольку чиновники надеялись на запугивание России. Франция и Великобритания объявили войну Австрии 12 августа весьма неохотно. Характер условий и сроки деклараций о войне зависели от того, что все правительства хотели оправдать свои действия перед собственными гражданами, однако мало кто понимал истинные причины, продолжительность и последствия войны.
События июля 1914 года сделали начало боевых действий в Европе неотвратимым. В историографии разных стран встречаются обвинения в развязывании войны как в сторону Германии или Австро-Венгрии, так и стран Антанты. В общем, вина за это лежит на правительственных чиновниках практически всех стран, что так или иначе были вовлечены в кризис и либо принимали решение второпях (например, необдуманные действия Хельмута Мольтке), или вообще воздержались от любых действий и полагались на случай (длительное маневрирование Эдварда Грея). Отдельные политики своими действиями вообще исключали мирное решение июльского кризиса. Затягивание решений со стороны правительств разных стран еще больше привело к обострению международной ситуации. Надеясь не потерять свои колониальные владения и сохранить господство на море, британское правительство в результате фактически способствовало переходу европейской войны в мировую. Решение британцев также повлияло и на дальнейшую позицию США. 6 августа Австро-Венгрия формально заявила о войне с Российской империей. С этого времени основные усилия дипломатии как Антанты, так и Тройственного союза были направлены на поиск новых союзников. Так, 23 августа на стороне Антанты выступила Япония, а в октябре к Тройственному союзу присоединилась Османская империя.