
















1939
год. Маньчжурия, идет японо-китайская война. Медсестра Сакура Ниши рассказывает
о том, что ей довелось видеть и пережить. Военные госпитали, где она работала,
были один страшнее другого. В одном госпитале, полном симулянтов и настоящих
психов, на нее напали несколько человек; один ее изнасиловал. В другом
госпитале Ниши работает ассистенткой хирурга доктора Окабе, ампутирующего
конечности раненых, как на конвейере, чаще всего-без наркоза; отрезанные
руки и ноги сваливаются в лохань. Медсестра видит своего насильника в
очень жалком состоянии; она прощает его и просит хирурга сделать раненому
переливание крови. Хирург соглашается при условии, что в тот же вечер
Ниши придет к нему. Переливание не спасает умирающего. Вечером хирург
просит медсестру раздеться и сделать ему укол морфия. Ниши ложится рядом,
но хирург к ней не прикасается, потому что он "больше не мужчина". Позднее
в госпитале медсестра ухаживает за раненым, лишившимся обеих рук. Тот
просит, чтобы она поласкала его, и медсестра соглашается. Чуть позже в
бане она занимается с ним любовью. Он бросается с крыши и разбивается
насмерть. Ниши говорит: «Это я убила его. Зря я его осчастливила ненадолго».
Она понимает, что влюбилась в доктора Окабе. Тот объясняет, что стал бессилен
из-за морфия, который ему жизненно необходим. Ниши просит, чтобы хирург
взял ее на фронт. Там холерой заболевает проститутка. Всех ее товарок
изолируют. Тогда солдаты решают, что проституток им заменят медсестры.
Накануне последнего наступления, на успех которого японцы почти не надеются,
Ниши вновь учит доктора Окабе любви. После битвы она одна остается в живых
и бродит среди груд мужских и женских тел…
Режиссер Ясузо Масумура, многословный и эклектичный представитель японской
новой волны, работал на студию, выпустившую последние шедевры Мидзогути
(ассистентом которого был Масумура), вплоть до ее разорения в 1971 году.
Он делает значительный шаг вперед по смелости и жесткости повествования.
Истеричный, апокалиптический мир красного ангела расположен где-то в пространстве
между Гойей и Селином. Весьма тщательно продуманное использование широкоэкранного
формата и черно-белого изображения, особенно в сценах коллективного ужаса
(когда в госпитале сотни раненых воют одновременно), придает фильму трагическое
величие, которое ощущается и в диалогах-например в сценах между медсестрой
и хирургом. Бесстрастная чистота черт героини усиливает гипнотическое
воздействие игры актрисы. Ее героиня, говоря строго, не является носителем
ни добра, ни зла. В ней проявляется и сочувствие к людям, и секс, и смерть,
но есть в медсестре и нечто гораздо более тонкое: она-жестокое и логичное
порождение ужасов войны, среди которых бродит как призрак, за пределами
Добра и Зла.